Arms
 
развернуть
 
410530. Саратовская область, Саратов городской округ, п. Дубки, ул. Центральная, д.12
Тел.: (845-2) 21-92-34, (845-68) 2-28-04
saratovsky.sar@sudrf.ru saratovsky2.sar@sudrf.ru
схема проезда
410530. Саратовская область, Саратов городской округ, п. Дубки, ул. Центральная, д.12Тел.: (845-2) 21-92-34, (845-68) 2-28-04saratovsky.sar@sudrf.ru saratovsky2.sar@sudrf.ru

.

                  
Страница суда "Вконтакте"
ДОКУМЕНТЫ СУДА
Справка по изучению и обобщению постановлений Европейского Суда по правам человека.

Справка по изучению и обобщению

постановлений Европейского Суда по правам человека.

Дело «Немцов против России».

Постановление от 31 июля 2014 года.

Обстоятельства дела: Заявитель утверждал, что его задержание на демонстрации 31 декабря 2010 года на Триумфальной площади в городе Москве и последующее содержание под стражей нарушили его право на свободу мирных собраний, свободу выражения мнений и право на свободу (статьи 10 и 11 Конвенции). Он также утверждал, что административное производство у мирового судьи и в суде не соответствовало гарантиям справедливого разбирательства (пункт1 и подпункт «d» пункта3 статьи6 Конвенции). Он также жаловался на ненадлежащие условия содержания в следственном изоляторе, которые он посчитал бесчеловечными и унижающими человеческое достоинство (статья 3 Конвенции).

Правовая позиция Европейского Суда: Суд повторил, что право на свободу собраний является фундаментальным правом в демократическом обществе и одной из основ такого общества. Данное право, в котором одной из целей является защита личного мнения, подлежит ряду исключений, которые должны подлежать узкому толкованию, а необходимость любых ограничений этого права должна быть убедительно обоснована. Основной целью статьи11 Конвенции является защита личности от произвольного вмешательства органов государственной власти в защищаемые ей права. Соответственно, в тех случаях, когда государство все же осуществляет вмешательство, такое вмешательство представляет собой нарушение статьи11 Конвенции, если только оно не было «предусмотрено законом», не преследовало одну или несколько законных целей в рамках пункта2 и не являлось «необходимым в демократическом обществе» для достижения этих целей. Термин «ограничения» в пункте2 статьи11 Конвенции должен толковаться как включающий в себя как меры, принятые до или во время публичного мероприятия, так и меры ответственности, возложенные впоследствии. Суд посчитал, что задержание заявителя и содержание его под стражей, равно как и последующее административное производство, возбужденное в отношении него, явились вмешательством в его право на проведение мирных собраний. Суд отметил, что правовым основанием для задержания заявителя и предъявления ему впоследствии обвинений в совершении административного правонарушения являлась статья19.3 КоАПРФ, которая предусматривает наложение административного наказания за неповиновение законным требованиям сотрудников милиции. Однако ссылка на это положение была оспорена заявителем на том основании, что соответствующие события в действительности не имели места, и Суд поддержал эту точку зрения. В частности, он установил, что Власти не смогли доказать, что заявитель получил распоряжение от сотрудника милиции, что это распоряжение являлось законным, и что заявитель его не выполнил (ibid.). Напротив, было установлено, что заявитель подошел к оцеплению милиции и был задержан после того, как крикнул, что статья 31 Конституции Российской Федерации гарантирует свободу собраний, не получив никаких распоряжений, которые якобы не выполнил. В связи с чем Суд пришёл к выводу, что заявитель был задержан и привлечён к административной ответственности без какой-либо связи с заявленной целью юридического положения о неповиновении законным распоряжениям сотрудников милиции. Вмешательство в право заявителя на свободу мирных собраний на такой правовой основе можно охарактеризовать лишь как произвольное и незаконное.Суд также отметил отсутствие какого-либо признания того факта, что действия, вменяемые заявителю сотрудниками милиции, а именно: попытки призыва к проведению спонтанного митинга и выкрикивание антиправительственных лозунгов были сами по себе защищены статьями10 и 11 Конвенции. Прекращение этих действий– если они в действительности имели место– требовало значимых обоснований для того, чтобы являться законным. Суды пренебрегли этими соображениями. Административное производство в отношении заявителя и его последующее содержание под стражей имело целью лишить его желания принимать участие в протестных акциях или даже отказаться от активного участия в оппозиционной политической деятельности. Несомненно, данные меры имели серьезный потенциал также и для сдерживания других сторонников оппозиции и общества в целом от посещения митингов и, в более общем смысле, от участия в открытой политической дискуссии. Сдерживающий эффект этих мер дополнительно усиливался тем, что они были направлены на известную публичную фигуру, лишение свободы которой должно было вызвать широкий резонанс в средствах массовой информации. В связи с вышеизложенным Суд посчитал, что задержание заявителя и административное производство в отношении него не были оправданы насущной социальной потребностью. С учётом этих выводов Суд пришёл к заключению, что вмешательство в право заявителя на проведение мирных собраний не может быть оправдано в соответствии с требованиями пункта2 статьи11 Конвенции.Соответственно, имело место нарушение статьи11 Конвенции.

При достижении вывода о том, что признание заявителя виновным было произвольным, Суд принял во внимание способ оценки национальными судами свидетельских показаний, в частности, причин признания заслуживающими доверия лишь показаний двух сотрудников милиции, которые были «потерпевшими» от предполагаемого неповиновения заявителя, и игнорирования всех свидетельских показаний стороны защиты.Суд также отметил подробные и последовательные свидетельские показания, представленные стороной защиты, и причины для их отклонения, в частности, предположение о том, что свидетели, которые принимали участие в том же публичном мероприятии, что и заявитель, не были беспристрастны по отношению к заявителю, что Суд посчитал вряд ли оправданным. Применяя этот критерий, национальные суды изначально лишили доказательственной ценности показания любого потенциального свидетеля по данному делу, независимо от конкретной ситуации данного лица или его отношения к заявителю. Для Суда очевидна общая неправдоподобность официальной версии, усугубляемая отсутствием каких-либо материалов, подтверждающих показания сотрудников милиции. В целом Суд посчитал, что решения национальных властей не были основаны на приемлемой оценке всех относящихся к делу фактов. Суд также посчитал, что, отклонив все свидетельские показания, данные в пользу заявителя, национальные суды наложили на заявителя чрезмерное и неосуществимое бремя доказывания, так что сторона защиты в любом случае не имела даже малейшего шанса на успех. Это противоречило презумпции невиновности и одному из основополагающих принципов уголовного права, а именно: «сомнение толкуется в пользу обвиняемого». Наконец Суд отметил, что суды ограничили сферу рассмотрения дела об административном правонарушении предполагаемым неповиновением заявителя, не считая необходимым рассмотреть вопрос «законности» требований сотрудников милиции. Таким образом, они освободили сотрудников милиции от необходимости обосновать вмешательство в права заявителя на свободу собраний и наказали последнего за действия, которые (если вообще имели место) были бы защищены Конвенцией.Вышеизложенные соображения явились достаточными для того, чтобы Суд сделал вывод о том, что административное производство в отношении заявителя в целом составило нарушение его права на справедливое судебное разбирательство в соответствии с пунктом1 статьи6 Конвенции.

Суд напомнил, что статья 5 Конвенции охраняет фундаментальное право на свободу и личную неприкосновенность. Данное право обладает наивысшей важностью «в демократическом обществе» по смыслу Конвенции. Основополагающий принцип заключается в том, что никакое произвольное лишение свободы не может быть совместимо с пунктом1 статьи5 Конвенции, а понятие «произвол», содержащееся в пункте1 статьи5 Конвенции, не ограничивается несоблюдением норм национального права, вследствие чего лишение свободы может являться законным в рамках национального законодательства, но при этом быть произвольным и, следовательно, противоречащим требованиям Конвенции. В настоящем деле Суд принял во внимание сделанный им выше вывод о том, что заявитель был подвергнут наказанию, а именно: задержанию и содержанию под стражей с последующим краткосрочным административным арестом, которое являлось произвольным и незаконным. Оно преследовало цели, не связанные с формальными основаниями, предназначенными для оправдания лишения свободы, и подразумевало элемент недобросовестности со стороны сотрудников милиции. Кроме того, имелись достаточные основания для того, чтобы прийти к заключению, что национальные суды, распорядившиеся о содержании под стражей, также действовали произвольно при пересмотре как фактических, так и правовых оснований для содержания заявителя под стражей. В подобных обстоятельствах Суд не смог не прийти к какому-либо выводу, отличному от того, что лишение заявителя свободы в целом было произвольным и, следовательно, незаконным по смыслу пункта1 статьи 5 Конвенции.

Как установил Суд, в период с 31декабря 2010года по 2января 2011года заявитель содержался под стражей в ОВД Тверского района города Москвы. В течение примерно сорока часов он содержался в одиночной камере площадью около 5квадратных метров с плохим освещение, бетонным полом, без окон, вентиляции, санитарно-технического оборудования и какой-либо мебели, за исключением скамьи. Кроме того, заявителю не были предоставлены матрас, постельные принадлежности и горячая пища, и он был вынужден питаться пищевыми продуктами, которые ему приносили члены его семьи. Суд посчитал, что условия, в которых содержался заявитель, унижали его человеческое достоинство и вызвали страдания и неудобства, интенсивность которых превышает неизбежный уровень страданий, присущий содержанию под стражей. Отсюда следует, что условия содержания заявителя под стражей представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение. Таким образом, имело место нарушение статьи3 Конвенции в связи с условиями содержания заявителя под стражей.

Суд отметил, что он установил нарушение статей3, 5, 6, 11 и 13 Конвенции в отношении заявителя. В данных обстоятельствах Суд посчитал, что страдания и подавленность заявителя не могут быть компенсированы лишь установлением факта нарушения. Проведя оценку на справедливой основе, Суд присудил заявителю 26000евро вкачестве компенсации морального вреда.

По делу «Примов и другие против России» (постановление от 12 июня 2014 года) Европейский Суд также установил нарушение статьи11 Конвенции, выразившееся в невозможности для заявителей проведения митинга утром 25 апреля 2006 года в селе Усухчай и в несоразмерной реакции органов власти.

Дело «Громадка и Громадкова против России».

Постановление от 11 декабря 2014 года.

Обстоятельства дела: Громадка Зденек, 1970 года рождения, проживает в городеПрага, Чешская Республика. 05 июня 2003 года Громадка женился на гражданке России О.Г. Пара приняла решение поселиться в Праге. 28 января 2005 года родилась их дочь. В 2007 году супруги приняли решение развестись. 01 ноября 2007 года О.Г. подала заявление на развод в Чешской Республике. Оба – и О.Г., и Громадка, хотели получить опеку над ребенком. В апреле 2008 года О.Г. без ведома первого заявителя получила российскую визу сроком на один месяц для дочери и 17 апреля 2008 года вместе с дочерью уехала в Россию (в Вологодскую область). По истечении срока действия упомянутой визы 12 мая 2008 года О.Г. не привезла дочь назад в Чешскую Республику. Вместо этого 20 мая 2008 года она получила временное разрешение на жительство для дочери в российской Федеральной миграционной службе, и 27 мая 2008 года – российское гражданство. В неустановленный день О.Г. вместе с дочерью уехали в город Санкт-Петербург. 07 июля 2009 года О.Г. обратилась в Пограничное управление Федеральной службы безопасности по городу Санкт-Петербургу и Ленинградской области с целью ограничения передвижения дочери за пределы России. На 10 июля 2009 года выезд дочери за границу был запрещён. С 29 мая 2011 года Громадка не имел контакта с ребёнком, потому что О.Г. препятствовала как его встречам с дочерью, так и общению с ней по телефону. Российские органы власти не в состоянии установить местонахождение О.Г. и её дочери с тех пор. Промежуточным решением районного суда Праги-4 от 30 апреля 2008 года, дополненным промежуточным решением Пражского городского суда от 21 июля 2008 года, место жительства ребенка было временно определено с Громадка до завершения бракоразводного процесса. Тем самым Пражский городской суд обязал О.Г. передать ребенка Громадка, не покидать Чешскую Республику и не оставаться вне территории Чешской Республики с несовершеннолетним ребёнком. Промежуточное решение вступило в силу 08 августа 2008 года.02 июня 2011 года районный суд Праги-4 вынес окончательное решение, согласно которому место жительства ребёнка было определено с Громадка. На О.Г. было возложено обязательство по выплате первому заявителю 5 000 чешских крон – около 200 евро – ежемесячно в качестве алиментов. По сей день это постановление остается не исполненным.

Правовая позиция Европейского Суда: Суд повторил, что хотя основной целью статьи8 Конвенции является защита лица от актов произвола со стороны государственных властей, в дополнение к ней существуют позитивные обязательства, присущие эффективному «уважению» семейной жизни. Такие обязательства могут включать принятие мер, направленных на обеспечение уважения семейной жизни даже в сфере отношений между людьми, включая как предоставление нормативно-правовой базы для судебной и исполнительной системы защиты прав граждан, так и реализацию, в случае необходимости, конкретных мероприятий. Границы между позитивными и негативными обязательствами Властей согласно настоящему положению не поддаются точному определению, тем не менее, применяемые принципы являются аналогичными. В обоих контекстах необходимо уделить внимание справедливому соотношению между сталкивающимися интересами отдельного лица и сообщества в целом, включая других заинтересованных третьих лиц, и в обоих случаях Власти пользуются определённой свободой усмотрения. Что касается обязательства Властей по принятию позитивных мер, Суд неоднократно признавал, что статья8 Конвенции включает в себя право родителей на меры, принимаемые с целью их воссоединения со своими детьми, и обязательство национальных властей принимать такие меры. Это применяется не только к делам, относящимся к принудительному отбиранию детей под опеку государства и введению мер по попечительству, но также к делам, в которых между родителями и/или другими членами семьи ребенка имеют место споры по вопросам контакта и проживания в отношении детей. Суд отметил, что О.Г. уехала из Чешской Республики с ребёнком в апреле 2008 года, когда бракоразводный процесс в чешском суде еще не был завершён, и незадолго до того, как суд предоставил Громадка право на временное проживание с ним дочери в ожидании результатов бракоразводного процесса и запретил О.Г. покидать Чешскую Республику и пребывать с ребенком вне её территории. Выезд в Россию с ребенком позволил ей остаться «de facto» родителем-резидентом ребёнка и избежать последствий временного решения от 30 апреля 2008 года, измененного Муниципальным судом Праги 21 июля 2008 года. В таких обстоятельствах Суд заключил, что ребёнок был «незаконно» вывезен и удержан в России ее матерью О.Г., и, следовательно, статья 8 Конвенции требовала от российских органов власти «осуществления действий» и оказания заявителю помощи в воссоединении с его ребёнком. Суд посчитал, что, не определив необходимые правовые рамки, которые обеспечили бы немедленную реакцию на международное похищение ребенка на момент рассматриваемых событий, Российская Федерация не исполнила своё позитивное обязательство в соответствии со статьей 8 Конвенции. Также Суд посчитал, что с 2008 года ребёнок обосновался в новой среде в России, и его возвращение под опеку отца противоречило бы его наилучшим интересам. В связи с этим Суд дополнительно отметил, что в ходе общения с Уполномоченным по правам ребенка при Президенте Российской Федерации заявитель признал, что после такого продолжительного – в сравнении с продолжительностью жизни ребёнка – периода времени исполнение решения от 2 июня 2011 года может нанести вред его дочери и не относится к её наилучшим интересам. Суд заключил, что российские органы власти не приняли все обоснованно ожидаемые от них меры, чтобы позволить заявителям сохранить и вести семейную жизнь друг с другом, что привело к нарушению эмоциональной связи между отцом и ребёнком, и, следовательно, к нарушению права заявителей на уважение их семейной жизни, гарантированного статьей8.

Дело «Крупко и другие против России».

Постановление от 26 июня 2014 года.

Обстоятельства дела: Заявители являются Свидетелями Иеговы, принадлежащими к различным религиозным общинам в Москве. В 2004 году суды городаМосквы запретили местную религиозную организацию Свидетелей Иеговы. В начале 2006 года заявитель Крупко от имени административного центра Свидетелей Иеговы подписал договор аренды с Сельскохозяйственной академией о проведении религиозных собраний в актовом зале академии два раза в неделю. Ко времени рассматриваемых событий такие собрания уже проводились примерно в течение десяти недель. Самое торжественное и значительное религиозное собрание Свидетелей Иеговы, их семей и сподвижников, известное как ежегодное Празднование Вечери Господней, должно было начаться 12 апреля 2006 года примерно в 8 часов вечера после заката. Около четырёхсот человек, включая четверых заявителей, собрались на богослужение. В 20 часов 50 минут значительное количество сотрудников милиции под руководством начальника отделения милиции Люблино прибыли к зданию Академии. Вокруг здания было поставлено оцепление, которое включало десять милицейских автомашин, два мини автобуса, вооруженный отряд ОМОНа и десятки других милиционеров. Начальник милиции поднялся на сцену в актовом зале и по микрофону объявил, что собрание является незаконным и его участники должны разойтись. Присутствующие подчинились приказу. Сотрудники милиции вывели из группы всех мужчин и заставили их выстроиться в коридоре позади актового зала. Четырнадцать верующих мужского пола были отведены в мини автобусы, ожидавшие возле здания. Затем милиция обыскала помещение и изъяла несколько коробок с религиозной литературой, а также забрала документы с доски объявлений. Заявителей доставили в отделение милиции Люблино, где их поместили в комнату ожидания и всех сфотографировали. У них забрали их удостоверения личности. Их адвокату С. не разрешили увидеться с ними в отделении милиции. Вскоре после полуночи заявители были освобождены. На следующий день более двадцати информационных агентств, включая федеральный телеканал, сообщили о срыве богослужения и задержании участников. Четверо заявителей инициировали гражданское судопроизводство в Люблянском районном суде города Москвы, подав иск о том, что милиция незаконно прервала богослужение, изъяла религиозную литературу, доставила их в отделение милиции, сфотографировала и задерживала их, а также препятствовала доступу их адвоката. Заявители требовали присудить им компенсацию морального вреда. 15 июня 2006 года районный суд постановил, что милиция прервала богослужение на законных основаниях. Тем не менее, районный суд счёл, что сотрудники милиции, задержав заявителей, действовали незаконно. 22 марта 2007 года Московский городской суд отменил решение районного суда в части, касающейся выводов о незаконности действии милиции. Городской суд оставил без изменений остальную часть решения и в краткой форме отклонил доводы заявителей.

Правовая позиция Европейского Суда: Суд обратил внимание на фундаментальную важность гарантий, изложенных в статье 5 Конвенции, для обеспечения права любого лица в демократическом государстве на защиту от произвольного заключения под стражу органами власти. Он постоянно подчеркивал, что любое лишение свободы должно не только осуществляться в соответствии с материальными и процессуальными нормами национального права, но должно в равной мере соответствовать истинной цели статьи 5 Конвенции, а именно, защищать лицо от произвольного задержания. Учитывая обстоятельства дела, Суд отметил, что по прибытии сотрудников милиции в значительном количестве в актовый зал заявители оказались окруженными милицией. Их посадили в мини автобусы в сопровождении милиции и отвезли в отделение милиции, где они оставались до полуночи, то есть, около трёх часов. Их имена были внесены в журнал регистрации лиц, доставленных и содержавшихся под стражей в отделении милиции. С учётом данных обстоятельств Суд считает установленным наличие элемента принуждения, который, несмотря на небольшую продолжительность содержания под стражей, указывал на лишение свободы в значении пункта 1 статьи 5 Конвенции. Суд напомнил, что список исключений из положения о праве на свободу, перечисленных в пункте 1 статьи 5, является исчерпывающим и только узкое толкование этих исключений согласуется с целью этого положения, а именно, с тем, чтобы исключить произвольное лишение свободы в отношении кого-либо. Очевидно, что лишение заявителей свободы не подпадало под подпункты (а), (d), (e) и (f) пункта 1 статьи 5. Также к нему не применим подпункт (b), так как отсутствует доказательство, что они не исполнили вынесенного в соответствии с законом решения суда или не исполнили любого обязательства, предписанного законом. По требованию сотрудников милиции они представили свои удостоверения личности, ответили на их вопросы и подчинились их приказам. Заявители не были официально признаны подозреваемыми или обвиняемыми в совершении правонарушения и против них не было возбуждено никакого уголовного или административного производства, не было составлено никаких протоколов об административном правонарушении, задержании или аресте. Из вышеизложенного следует, что задержание заявителей не могло быть произведено «с тем, чтобы они предстали перед компетентным органом по обоснованному обвинению в совершении правонарушения» в значении подпункта (с) пункта 1 статьи 5. С учётом вышеизложенных соображений Суд пришёл к выводу, что в настоящем деле имело место нарушение статьи5 Конвенции.

Как закреплено в статье 9 Конвенции, свобода мысли, совести и религии является одной из основ «демократического общества» по смыслу Конвенции. Свобода вероисповедания является одним из наиболее важных элементов, которые определяют идентичность верующих и их мировоззрение, но это же является и ценным достоянием атеистов, агностиков, скептиков и незаинтересованных лиц. От этого зависит плюрализм, неотделимый от демократического общества, который завоёвывался дорогой ценой на протяжении веков. Хотя свобода религии в первую очередь является вопросом совести конкретного человека, она также подразумевает, в частности, свободу исповедовать свою религию. Свидетельствование словами и делами неразрывно связано с существованием религиозных убеждений. Суд отметил, что 12 апреля 2006 года заявители собрались вместе со своими соратниками для проведения богослужения. Религиозная служба являлась формой проявления их религии, которая гарантирована в соответствии со статьёй 9 Конвенции. Суд неоднократно приходил в выводу, что даже в делах, где органы власти не были уведомлены о публичном мероприятии в надлежащем порядке, но где участники такого мероприятия не представляли опасность для общественного порядка, разгон мирного собрания милицией не может рассматриваться как «необходимый в демократическом обществе». Этот вывод применяется тем более в обстоятельствах настоящего дела, где рассматриваемое собрание не являлось шумным мероприятием, а представляло собой спокойную религиозную церемонию, проводимую в актовом зале, которая не нарушала общественный порядок и не представляла для него никакой опасности. Вмешательство вооруженных отрядов милиции в значительном количестве с целью прервать церемонию, даже если органы власти были убеждены, что отсутствие предварительного уведомления делало такое собрание незаконным, за которым последовали задержание заявителей и их трёхчасовое содержание в отделении милиции, были несоразмерными цели защиты общественного порядка. С учётом вышеизложенных соображений Суд пришёл к выводу, что по настоящему делу имело место нарушение статьи9 Конвенции.

Дело «Библейский центр Чувашской Республики против России».

Постановление от 12 июня 2014 года.

Обстоятельства дела: 21 ноября 1991 года Чувашская христианская миссия «Голос истины» была зарегистрирована как религиозная организация на основании закона РСФСР от 25 октября 1990 года «О свободе вероисповедания». Она принадлежала к движению пятидесятников (христиан веры евангельской).24 ноября 1998 года в связи с принятием нового закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» от 24 сентября 1997 года организация была переименована в Библейский центр Чувашской Республики христиан веры евангельской (пятидесятников).В соответствии с пунктом 2.2 Устава организации одним из направлений деятельности Библейского Центра было создание учебных заведений для подготовки священнослужителей, организация конференций, семинаров и лекций. Для этого Библейский центр имел право создавать учреждения профессионального религиозного образования, духовные учебные заведения, в том числе воскресные школы для молодежи и детей, и учреждать некоммерческие организации в образовательных целях (пункт 2.3 Устава). 20 января 1996 года Библейский Центр основал Средне-Волжский Библейский колледж и Воскресную школу, которые не были зарегистрированы как юридические лица. Воскресная школа не имела организационной структуры как таковой. Она была открыта один раз в неделю для проведения занятий с детьми прихожан в то время, как взрослые принимали участие в религиозной службе. Родители по очереди проводили время с детьми, читая и обсуждая с ними Библию. Школа была бесплатной и не нанимала персонал. Библейский колледж привлекал учащихся религиозных учреждений, принадлежащих к движению пятидесятников, расположенных в разных регионах России. Студенты проходили подготовку в качестве евангельских служителей, пасторов, проповедников, преподавателей воскресных школ, наставников, библейских наставников, владеющих языком жестов для глухих или молодёжных лидеров. Предметы, преподаваемые в колледже, включали богословие (догмы), экзегетику (толкование религиозных текстов), гомилетику (изучение подготовки и проведения проповедей), апологетику (защита христианской веры), историю христианства, основы педагогики, теорию музыки, запоминание и другие дисциплины. По окончании учебного курса студенты получали документ, называемый «диплом», который подтверждал изучение отдельных дисциплин. Обучение в колледже было бесплатным. 28 мая 2007 года прокурор города Новочебоксарска подал иск о ликвидации Библейского Центра. В своем иске он опирался на выводы двух проверок, установивших нарушения правил пожарной безопасности, санитарно-эпидемиологических норм и гигиенических требований, и утверждение о незаконности образовательной деятельности, осуществляемой в Библейском колледже и Воскресной школе. Согласно его заключению такая деятельность «нарушала право неопределённого круга лиц на получение образования на условиях, гарантирующих безопасность, улучшение здоровья и борьбы с негативным влиянием вредных факторов». 03 августа 2007 года Верховный суд Чувашской Республики вынес решение о ликвидации организации-заявителя и её удаления из Государственного реестра юридических лиц. 16 октября 2007 года Верховный Суд Российской Федерации, заседая коллегией в составе трёх судей в рамках упрощённого производства, оставил без рассмотрения кассационную жалобу организации-заявителя на решение о ликвидации, отклонив её аргументы.

Правовая позиция Европейского Суда: Суд повторил, что право верующих на свободу вероисповедания, которое включает в себя право исповедовать любую религию совместно с другими, предусматривает, что верующим разрешено свободно общаться без произвольного вмешательства Государства. Решение о ликвидации религиозной общины является посягательством на право свободы вероисповедания в соответствии со статьей 9 Конвенции, толкуемой в свете статьи 11, предусматривающей право на свободу объединения. Прежде всего, Суд отметил, что рассматриваемая мера, состоявшая в ликвидации религиозной организации-заявителя, являлась очень жесткой и повлекла за собой ряд значительных последствий для верующих. Подобная радикальная мера требует наличия очень серьезных обоснованных причин, прежде чем она будет считаться соразмерной преследуемой законной цели; она была бы обоснована только в самых крайних случаях. Суд не убеждён доводом Властей, что ликвидация организации-заявителя, зарегистрированной религиозной организации, была необходима ввиду того, что Воскресная школа и Библейский колледж не были зарегистрированы как отдельные юридические лица. Согласно тексту закона «О прокуратуре» и постановлению федерального суда прокурор вправе потребовать прекращения любой деятельности, которую он считает вредной или незаконной. Прокурор мог бы потребовать реорганизовать школу и колледж, но он не воспользовался этим правом, а сразу подал иск о ликвидации. Организация-заявитель продемонстрировала добрую волю в стремлении устранить предполагаемые нарушения путём внесения изменений в свой устав, а также напомнила суду о его праве выносить частное определение, направленное на устранение выявленных нарушений, вместо постановления о ликвидации. Тем не менее суды удовлетворили иск прокурора без рассмотрения последнего аргумента. Суды также не объяснили, какие менее жесткие меры для достижения заявленной цели по защите прав студентов были рассмотрены и почему они были признаны недостаточными. Соответственно, национальные органы не предоставили доказательств того, почему ликвидация, которая подрывала саму суть права организации-заявителя на свободу вероисповедания и объединения, была единственным средством достижения преследуемой цели. Суд ранее уже устанавливал, что статья 14 закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» предусматривает, что единственной санкцией, которую российские суды могут использовать в отношении религиозных организаций, нарушающих закон, является принудительная ликвидация. Закон не предусматривает возможности выдачи предупреждения или наложения штрафа. Решение о ликвидации можно было бы применять без разбора, независимо от тяжести нарушения. Такую практику Конституционный Суд признал несовместимой с конституционным смыслом соответствующих положений еще в 2003 году. Вынося решение о ликвидации организации-заявителя, российские суды не обратили внимания на судебную практику Конституционного Суда или соответствующие нормы Конвенции и их решения не включали анализа влияния ликвидации организации-заявителя на фундаментальные права верующих пятидесятников. Таким образом, их постановления положили конец существованию давно функционировавшей религиозной организации и представляют собой наиболее жёсткую форму вмешательства, которая не может рассматриваться как соизмеримая любым преследуемым законным целям. Принимая во внимание вышеизложенное, Суд посчитал, что ликвидация организации-заявителя не была необходимой в демократическом обществе. Из этого следует, что в настоящем деле имело место нарушение статьи 9 Конвенции, толкуемой в свете статьи 11.

Дело «Саентологическая церковь Санкт-Петербурга и другие против России».

Постановление от 02 октября 2014 года.

Обстоятельства дела: дело было инициировано на основании жалобы, поданной Саентологической церковью СанктПетербурга и шестью гражданами Российской Федерации. Ссылаясь на статьи 6, 9, 10, 11 и 14 Конвенции, заявители жаловались на отказ в регистрации группы заявителей в качестве юридического лица. Правовая позиция Европейского Суда: Суд напомнил, что возможность учреждения юридического лица с целью совместных действий на почве совместных интересов является одним из наиболее важных аспектов свободы объединений, и что отказ национальных властей в предоставлении объединению лиц (религиозному или иному) статуса юридического лица является вмешательством в осуществление права на свободу объединений. В делах, в которых стоял вопрос об организации религиозного сообщества, отказ в признании статуса юридического лица также признавался вмешательством в право сообщества и его отдельных членов на свободу религии, предусмотренное статьей 9 Конвенции. Согласно российскому Закону о религии «религиозная группа», не имеющая правомочности юридического лица, не может иметь или осуществлять права, которыми наделяется только зарегистрированная «религиозная организация», имеющая статус юридического лица (например, право владеть или арендовать имущество, иметь банковские счета, обеспечивать юридическую защиту общины, создавать храмы, проводить религиозные службы, получать и распространять религиозную литературу), которые важны для осуществления права на вероисповедание. Таким образом, ограниченный статус, предоставленный «религиозным группам» согласно Закону о религии, не позволял членам такой группы эффективно пользоваться правом на свободу религии, что сделало это право скорее иллюзорным и теоретическим, чем практическим и эффективным, как того требует Конвенция. Следовательно, Суд посчитал, что отказ национальных властей в предоставлении статуса юридического лица группе заявителей являлся вмешательством в их права, предусмотренные статьей 9, истолкованной в свете статьи 11. Суд отметил, что основания для отказа в регистрации группы заявителей не были последовательными в течение всего времени, пока заявители пытались добиться регистрации. Они подали шесть заявлений на регистрацию, а регистрирующий орган отклонил все шесть заявлений. При этом он каждый раз ссылался на новые основания, которые раньше не упоминались. В последнем отказе этот орган сослался на отсутствие документа, подтверждающего, что группа существует в течение пятнадцати лет, на якобы не религиозную природу группы и на некоторые технические недочеты в учредительном договоре. Суд посчитал важным повторить свою позицию о том, что слишком длительный период, в течение которого религиозная организация должна просуществовать прежде, чем получить правомочность юридического лица, нельзя считать «необходимым в демократическом обществе». Поскольку предусмотренный Законом о религии пятнадцатилетний период ожидания затронул только новые религиозные группы, которые не входили в иерархическую структуру церкви, оправдания для подобного неодинакового обращения не имеется. Подобные положения присущи российскому законодательству, и ни в одном государстве-члене Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе нет законов, требующих от религиозной организации доказать, что она существовала столь длительный срок, прежде чем получить регистрацию. Изложенных соображений достаточно для того, чтобы Суд пришёл к выводу о том, что было допущено нарушение статьи 9 Конвенции, истолкованной в свете статьи 11.

Дело «Ким против России».

Постановление от 17 июля 2014 года.

Обстоятельства дела: Заявитель, 1962года рождения, родился в Советском Союзе в Узбекской ССР. С 1990года он проживает в Российской Федерации в городеСанкт-Петербурге. Судя по всему, после распада СССР он не принял никакого гражданства. 19июля 2011года заявитель был остановлен сотрудниками полиции с целью проверки документов, при этом выяснилось, что он не имел при себе документов, удостоверяющих личность. В тот же день судья Сестрорецкого районного суда городаСанкт-Петербурга признал его виновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного статьей 18.8 КоАП РФ (нарушение режима пребывания в Российской Федерации), оштрафовал его на 2000рублей и вынес постановление о выдворении за пределы Российской Федерации. Суд постановил, что до момента выдворения заявитель должен был содержаться в специальном учреждении временного содержания иностранных граждан. Специальное учреждение временного содержания иностранных граждан расположено в Красном Селе городаСанкт-Петербург, в период, относящийся к обстоятельствам дела, он был подведомственен Федеральной миграционной службе. В центре, представлявшем собой восьмиэтажное здание, предназначенное для содержания 176заключенных, на самом деле всегда размещалось не менее 300человек, а в летнее время и во время специальных рейдов их количество возрастало до 400. Сначала заявителя содержали в камерах№604 и №605. Площадь каждой камеры составляла не более десяти квадратных метров, при этом в каждой из них содержалось пять-шесть человек. В течение последних десяти месяцев содержания заявитель содержался в камере№615 площадью восемнадцать квадратных метров, в которой вместе с ним находилось еще четверо, а иногда и до семерых лиц, ожидающих выдворения. В камерах не было раковины и доступа к питьевой воде, на каждом этаже был один туалет и один душ, которыми пользовались около сорока лиц. До марта 2013года заявителю каждые две или три недели разрешалась прогулка во внутреннем дворике продолжительностью от двадцати до тридцати минут. В учреждении не предусматривался доступ к какой-либо осмысленной деятельности: телевизора, радио, газет или журналов в нём не было. Письмом от 5февраля 2013года консульский отдел Посольства Республики Узбекистан проинформировал Федеральную миграционную службу о том, что заявитель не является гражданином Республики Узбекистан, и поэтому ему не может быть выдан проездной документ. 29июля 2013года заявитель был освобождён в связи с истечением двухлетнего срока, предусмотренного для исполнения постановления об административном выдворении. Заявитель утверждал, в частности, что он находился в Центре содержания иностранных граждан слишком долго, в бесчеловечных и унижающих достоинство условиях, и что у него не было возможности добиться судебного пересмотра вопроса о содержании в Центре содержания иностранных граждан.

Правовая позиция Европейского Суда: Суд отметил, что заявитель провёл два года и десять дней в специальном учреждении временного содержания иностранных граждан, который, судя по всему, был предназначен для кратковременного содержания. Этим объясняется отсутствие в центре соответствующим образом оборудованных помещений. Кроме того, специальное учреждение временного содержания иностранных граждан было постоянно переполнено. В течение первых полутора лет содержания заявителя он располагал менее чем двумя квадратными метрами личного пространства. Суд посчитал, что заявитель был вынужден терпеть условия содержания, которые должны были причинять ему значительные психические и физические страдания, унижая его человеческое достоинство. Таким образом, условия его содержания представляли собой бесчеловечное и унижающее достоинство обращение по смыслу статьи3 Конвенции, даже при отсутствии явного намерения унизить или оскорбить заявителя со стороны какого-либо национального органа. Соответственно, по настоящему делу было допущено нарушение статьи 3 Конвенции.

Также Суд напомнил, что цель пункта4 статьи5 Конвенции состоит втом, чтобы гарантировать лицам, которые были задержаны и помещены в специальные учреждения временного содержания иностранных граждан, право на судебный контроль правомерности применённой к ним меры. В период содержания лица ему должно быть доступно средство правовой защиты, которое может гарантировать данному лицу безотлагательный судебный пересмотр вопроса о правомерности содержания его в специальном учреждении временного содержания иностранных граждан. Пересмотр этого вопроса должен по возможности вести к освобождению лица из специального учреждения временного содержания иностранных граждан. Существование средства правовой защиты, предусмотренного пунктом4 статьи 5 Конвенции, должно быть достаточно явным не только в теории, но и на практике, так как в противном случае оно не будет обладать доступностью и эффективностью, требуемыми по смыслу данного положения. Суд отметил, что в течение всего двухлетнего срока, проведённого заявителем в заключении, автоматического периодического продления срока помещения его в Центр временного содержания, равно как и судебного пересмотра данного вопроса, не производилось. Попытки заявителя добиться любой формы пересмотра этого вопроса также были безрезультатными: два районных суда и Санкт-Петербургский городской суд отказались рассмотреть по существу его жалобу на неправомерность помещения его в Центр временного содержания, установив отсутствие необходимости в изменении меры пресечения и пересмотре вопроса о его правомерности ввиду новых обстоятельств. Следовательно, на протяжении всего срока помещения заявителя в Центр временного содержания с целью обеспечения возможности его выдворения он не имел в своем распоряжении никакой процедуры, которая позволила бы ему добиться судебного пересмотра вопроса о правомерности помещения его в Центр временного содержания.Соответственно, по настоящему делу было допущено нарушение пункта4 статьи5 Конвенции.

Кроме того, Суд отметил, что общий срок, в течение которого заявитель был помещен в Центр временного содержания в целях обеспечения возможности исполнения постановления о его выдворении, составил два года и десять дней. По-видимому, единственное, что сделали российские власти в течение этого времени – это направили в Посольство Республики Узбекистан в городеМоскве пять писем с просьбой выдать заявителю проездной документ. Российские власти действительно не могли заставить посольство выдать такой документ. Тем не менее, ничто не свидетельствует о том, что они активно занимались этим вопросом или пытались вступить в переговоры с узбекскими властями с целью ускорения его выдачи. Суд напомнил, что национальные власти обязаны рассмотреть вопрос о том, является ли выдворение реальной перспективой, и является ли с самого начала помещение заявителя в Центр временного содержания с целью обеспечения возможности выдворения оправданным, или продолжает ли оно являться таковым. При таких обстоятельствах решающее значение приобретает необходимость наличия процессуальных гарантий. Тем не менее Суд уже установил, что заявитель не имел в своем распоряжении никаких эффективных средств правовой защиты, с помощью которых он мог бы оспорить правомерность и продолжительность помещения его в Центр временного содержания, а Власти не указали никаких других нормативных или практических гарантий. Следовательно, правовая система Российской Федерации не предусматривает процедуры, способной предотвратить риск произвольного помещения в Центр временного содержания с целью выдворения. Не имея вышеупомянутых средств правовой защиты, заявитель провел в заключении весь период, предусмотренный российским законодательством для исполнения постановления о выдворении, то естьдва года. Суд напомнил, что в соответствии с КоАП РФ максимальный срок административного ареста за совершение административного правонарушения составляет тридцать суток, и что помещение в Центр временного содержания с целью высылки не должно носить карательный характер и при этом должно сопровождаться предоставлением соответствующих гарантий, установленных Конституционным Судом Российской Федерации. Вданном случае мера «пресечения», с точки зрения её суровости, была гораздо более суровой, чем мера «наказания», а это ненормально.Вышеизложенные факты Суд посчитал достаточными для утверждения о том, что основания для помещения в специальное учреждение временного содержания иностранных граждан – меры, принимавшиеся для обеспечения его высылки– не оставались действительными в течение всего периода его содержания, поскольку реальные перспективы его высылки отсутствовали, а национальные власти уклонялись от осуществления данной процедуры с должной тщательностью.Соответственно, по настоящему делу было допущено нарушение подпункта«f» пункта1 статьи5 Конвенции.

В связи с установлением факта нарушения пункта4 статьи5 в настоящем деле Суд посчитал, что он должен указать меры общего характера, необходимые для предотвращения других аналогичных нарушений в будущем.Таким образом, государство-ответчик, прежде всего, должно с помощью соответствующих правовых и/или иных мер обеспечить наличие в его внутренней правовой системе механизма, позволяющего заключенным обращаться в суд с требованием о рассмотрении вопроса о правомерности помещения в Центр временного содержания в ожидании выдворения при появлении новых обстоятельств в деле о выдворении. Также Суд рекомендовал государству-ответчику предусмотреть необходимые меры общего характера по ограничению сроков помещения нарушителей в Центр временного содержания периодом действия оснований для такого помещения, применимым к случаям нарушения миграционного законодательства.

Дело «Адеишвили (Мазмишвили) против России».

Постановление от 16 октября 2014 года.

Обстоятельства дела: заявитель, 1975 года рождения, проживает в Ивановской области. По утверждению заявителя в 1991 году в возрасте 15 лет он переехал в Россию из Грузии с родителями. В 1998 году он поселился в городе Шуя Ивановской области, в то время как его родители переехали обратно в Грузию. 18 ноября 1999 года Шуйский городской суд Ивановской области признал заявителя виновным в вымогательстве и хищении паспорта и приговорил его к трём годам и одному месяцу лишения свободы. По утверждению заявителя, чтобы пощадить чувства матери, он представился правоохранительным органам как Шермандин Годерзиевич Мазмишвили. 04 июня 2001 года заявитель был освобождён от отбывания наказания условно-досрочно. После освобождения ему было выдано удостоверение личности на имя Шермандина Годерзиевича Мазмишвили. 26 апреля 2005 года городской суд признал заявителя виновным в совершении кражи и приговорил его к трём годам лишения свободы. Он снова заявил, что его зовут Шермандин Годерзиевич Мазмишвили, и предъявил соответствующее удостоверение личности. 01 июня 2007 года заявитель был освобождён от отбывания наказания условно-досрочно. 26 июня 2007 года заявитель был зарегистрирован в качестве мигранта под фамилией Мазмишвили. Срок действия регистрации истёк 26 октября 2007 года. В неустановленный день заявитель обратился к миграционным властям Российской Федерации за выдачей паспорта гражданина Российской Федерации, указав в качестве имени Шота Петрович Адеишвили. Получив отказ, заявитель обратился в Дигорский районный суд Республики Северная Осетия-Алания с требованием о подтверждении в судебном порядке факта постоянного проживания в России с 1991 года. 30 октября 2007 года районный суд удовлетворил иск заявителя. Суд вынес решение на основании свидетельства о рождении на имя Шоты Петровича Адеишвили, представленного заявителем и выданного муниципальными органами города Дигора, а также свидетельских показаний Г., которая утверждала, что заявитель снимает у неё квартиру с 1991 года. 08 июля 2008 года заявитель получил паспорт гражданина Российской Федерации на имя Шоты Петровича Адеишвили. 10 февраля 2010 года областное управление миграционной службы обратилось в районный суд с требованием об отмене решения от 30октября2007года и попросила направить дело на новое рассмотрение. 17 марта 2010 года районный суд отменил постановление от 30октября 2007 года, отметив, что справка, подтверждающая проживание заявителя в Дигоре, в действительности не была выдана городской администрацией. Дело было возвращено для нового рассмотрения. 31 марта 2010 года районный суд отметил, что заявитель, которого надлежащим образом уведомили о дате и времени судебного слушания, дважды не явился в суд. Суд оставил дело без рассмотрения по существу. Заявитель не обжаловал данное решение. 18 апреля 2010 года миграционная служба аннулировала гражданство заявителя и признала его паспорт недействительным. 08 июля 2010 года заявитель был задержан и доставлен в отделение полиции, где он провёл весь день. Его паспорт был изъят. В тот же день специалист областного отдела внутренних дел подтвердил, что отпечатки пальцев заявителя соответствуют отпечаткам пальцев Шермандина Годерзиевича Мазмишвили. Вечером 08 июля 2010 года заявитель был доставлен в Шуйский городской суд, где в 23.00 началось слушание. Городской суд посчитал, что заявитель является Шермандином Годерзиевичем Мазмишвили. Он установил, что как лицо без гражданства заявитель не оформил надлежащим образом своё местопребывание на территории Российской Федерации. Как следствие, суд наложил на заявителя штраф и вынес постановление о выдворении заявителя из России в Грузию. Суд также постановил, что заявитель должен содержаться в специальном учреждении в целях выдворения до 08 сентября 2010 года. 26 июля 2010 года Ивановский областной суд после рассмотрения жалобы заявителя оставил постановление от 08июля2010 года без изменений. 06 сентября 2010 года городской суд продлил срок содержания заявителя под стражей до 07 октября 2010 года. Суд отметил, что власти Грузии ещё не подготовили документы, необходимые для выдворения заявителя в Грузию. Суд считал, что в случае освобождения заявитель может скрыться или не исполнить постановление о выдворении. Срок содержания заявителя в специальной учреждении продлевался городским судом несколько раз. 03 января 2011 года власти Грузии сообщили областной миграционной службе, что настоящий Шермандин Годерзиевич Мазмишвили проживает в Грузии, и возможность оформить запрашиваемые документы на указанное имя для заявителя с целью выдворения в Грузию отсутствует.

07 февраля 2011года городской суд постановил освободить заявителя. Ссылаясь на сведения, предоставленные грузинскими властями, суд счёл, что выдворение заявителя под именем Мазмишвили невозможно. По утверждению властей Российской Федерации, заявитель не был выдворен. У него не было документа, удостоверяющего личность, и власти Российской Федерации не установили его личность. Заявитель состоял в отношениях с К. 29 февраля 2008 года К. родила дочь. 21 сентября 2009 года было установлено отцовство заявителя. 22 сентября 2009 года заявитель и К. заключили брак. 20декабря 2011 года К. родила вторую дочь. К. и две её дочери являются гражданами Российской Федерации.

Правовая позиция Европейского Суда: заявитель жаловался, что его выдворение в Грузию противоречит статье 8 Конвенции. Суд отметил, что заявитель не в первый раз привлекался к административной ответственности за незаконное проживание на территории Российской Федерации. По утверждению властей, в 2007 году заявитель также был привлечён к ответственности за аналогичное административное правонарушение. В 1999 году заявитель был приговорен к трём годам и одному месяцу лишения свободы за вымогательство и хищение паспорта, а в 2005 году он был приговорен к трём годам лишения свободы за кражу. Суд придерживается мнения, что при такой истории вопроса правонарушение, повлекшее решение о выдворении заявителя, хотя и не являлось серьезным, существенно повлияло на баланс. Также Суд отметил, что по меньшей мере с 2008 года заявитель состоит в отношениях с К., на которой он женился в 2009 году. У пары две дочери, 2008 и 2011года рождения соответственно. Жена заявителя и две его дочери являются гражданами Российской Федерации. В связи с этим Суд отметил, что рассматриваемая семейная жизнь развивалась в течение периода, в который заявитель и, очевидно, К. были осведомлены о нестабильности миграционного статуса заявителя в России. В марте 2010 года решение, подтверждающее непрерывное проживание в России, было отменено, и заявитель не добивался судебного разбирательства. В апреле 2010 года российское гражданство заявителя было аннулировано, и его паспорт был признан недействительным. Наконец, Суд отметил, что заявитель родился и вырос в Грузии, где до сих пор проживают его родители. Поскольку дети заявителя находятся в юном и способном к адаптации возрасте, Суд пришёл к выводу, что можно обоснованно признать возможность перемещения детей в грузинскую культуру и общество, несмотря на то, что Суд осведомлён о том, что такое перемещение может повлечь значительные социальные и экономические трудности. Учитывая все вышеизложенные соображения, Суд пришёл к выводу, что нельзя сказать, что власти Российской Федерации не соблюдали справедливый баланс конкурирующих интересов. Семейная жизнь заявителя в России не могла перевесить риск, который он представлял для общества, и, следовательно, его выдворение было пропорциональным правомерной цели предотвращения преступления. Таким образом, нарушение статьи 8 Конвенции в случае выдворения заявителя в Грузию отсутствует.

Вместе с тем Суд пришёл к выводу, что заявитель подвергался бесчеловечному и унижающему достоинство обращению в нарушение статьи 3 Конвенции вследствие условий его содержания под стражей в специальном приемнике в период с 9 июля 2010 года по 7февраля2011 года, по основаниям, аналогичным приведённым в деле «Ким против России».

В постановлении от 26 июня 2014 года по делу «Эгамбердиев против России» Европейский Суд установил, что в случае выдворения заявителя в Республику Узбекистан заявителю угрожала реальная опасность жесткого обращения, запрещённого статьёй 3 Конвенции, поскольку заявитель был объявлен в розыск узбекскими властями в связи с обвинениями в предположительном членстве в мусульманской экстремистской организации. При этом общая ситуация в области прав человека в Узбекистане вызывает тревогу, и данные международных организаций свидетельствуют о серьезной и неослабевающей проблеме жестокого обращения с заключенными, о «систематической» и «ничем не ограниченной» практике применения пыток к тем, кто содержится под стражей, а также об отсутствии реальных доказательств, демонстрирующих какие-либо существенные улучшения в этой области.

Также по данному делу Европейский Суд установил нарушение подпункта «f» пункта1 статьи5 Конвенции в связи с содержанием заявителя в Центре социальной адаптации по основаниям, аналогичным приведённым в деле «Ким против России».

В постановлении от 10 июля 2014 года по делу «Рахимов против России» Европейский Суд также установил, что в случае исполнения постановления о выдворении заявителя в Республику Узбекистан будет допущено нарушение требований статьи 3 Конвенции, установил нарушение требований статьи 3 и пункта 1 статьи 5 Конвенции применительно к условиям содержания заявителя под стражей, установил нарушение подпункта «f» пункта1 статьи5 Конвенции в отношении содержания заявителя в специальном учреждении в целях его административного выдворения, установил нарушение требований пункта 4 статьи 5 Конвенции ввиду того, что заявитель не мог добиться рассмотрения в суде жалобы на содержание в специальном учреждении в целях его административного выдворения.

В постановлении от 26 июня 2014 года по делу «Габлишвили против России» Европейский Суд в очередной раз повторил, что выдворение члена семьи является самой крайней формой вмешательства в право на уважение семейной жизни. Любое лицо, которому угрожает риск вмешательства такой степени, должно иметь в принципе право на определение соразмерности и обоснованности такой меры независимым судом с учётом соответствующих принципов статьи 8 Конвенции.

В постановлениях от 28 мая 2014 года по делу «Копнин и другие против России», от 19 июня 2014 года по делу «Гургач против России» Европейский Суд вновь установил нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола № 1, а также статьи 13 Конвенции в связи с продолжительным периодом неисполнения решения национального суда и отсутствием эффективного внутригосударственного средства правовой защиты в этом отношении.

В постановлениях от 02 октября 2014 года по делу «Кокшарова против России» и от 30 октября 2014 года по делу «Давыдов против России» Европейский Суд установил нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола № 1 в связи с отменой окончательного решения в порядке надзора при отсутствии достаточных обстоятельств, оправдывающих нарушение принципа правовой определённости. При этом отмена судебного постановления лишила заявителей возможности опираться на обязательное судебное постановление и возможности получить присужденные в судебном порядке средства, которые они рассчитывали получить на законных основаниях.

Решением от 04 ноября 2014 года Европейский Суд признал неприемлемыми жалобу «Попов против России» и 5 других жалоб на нарушения пункта 1 статьи 6 Конвенции и статьи 1 Протокола № 1.

Судебная коллегия

по гражданским делам

июль 2015 года

опубликовано 21.12.2015 12:46 (МСК)